Стихи о Путине (Дм.Быков)

Наша Родина — вечный подросток — верит на слово только царю.
Я недавно зашел в «Перекресток» — очень дорого все, говорю!
Вы бы тактику, что ли, сменили — с населением надо добрей:
килограмм охлажденной свинины продается за двести рублей.
И хоть я не Гайдар и не Ясин, и умом недостаточно крут —
механизм до обидного ясен: перед нами торговый накрут.
Опустите вы цены, ребята, на холодных своих поросят,
некошерную плоть, как когда-то, продавая по сто пятьдесят!
Продавщица, не празднуя труса, отвечает, горда и тверда,
что пошел бы я в «Азбуку вкуса», а могу и подальше куда.
И потопал я, солнцем палимый, напевая трагический марш:
ведь не будут же с Быковым Димой согласовывать цены на фарш!
Пусть он пишет, румян и беспутен, в окружении муз и харит…
Но потом к ним отправился Путин — очень дорого все, говорит!
Мы же в крепости, блин, осажденной, нас не любит никто, хоть убей,
а свинины кило охлажденной продается по двести рублей!
Улыбаясь, как внешний разведчик, что попал в разработку к врагу,
Кобаладзе как главный ответчик отвечает: «Понизить могу!»
Поглядев на исправленный ценник, как глядят на поганую слизь,
удивительный наш современник дал команду: «Пожалуйста, снизь».
Покупатели крякнули немо, их глаза заблестели от слез:
половиною лучшей тандема был решен наболевший вопрос!
Тем же вечером в ритме форсажа, чтоб не сделалось худшей беды,
в «Перекрестке» была распродажа уцененной премьером еды.
В магазине толпились до света, раскупая дешевую снедь:
большинство понимало, что это — ненадолго и надо успеть.
В одобрении были едины даже те, что в инете тусят.
Килограмм охлажденной свинины продавался по сто пятьдесят.
Внешний мир после кризиса жёсток. Я, однако, грущу об ином:
почему он пошел в «Перекресток», а не в наш, например, гастроном?
Есть товаров значительный список, что особенно нравятся мне, —
я успел бы молочных сосисок оторвать по премьерской цене…
Но не ради же собственно мяса от обычных занятий своих
я отвлекся, в течение часа сочиняя пронзительный стих?
Километры о первом лице ведь сочинил я рифмованных строк:
почему он сумел обесценить, что никто обесценить не смог?
Я в правительство камня не кину, но оно бесполезно вполне;
он же только взглянул на свинину — и она потеряла в цене!
Тут серьезным открытием веет. Я открыл социальный закон:
почему-то всегда дешевеет все, к чему прикасается он.
С девяноста девятого года, по расчетам моим — с сентября,
обесценились жизнь и свобода, уж о принципах не говоря;
да и слово нисколько не весит, и доверье к чужим голосам…
Не скажу, что меня это бесит, ибо я обесценился сам.
Сколько мышью по Сети ни кликай, не накликаешь вести иной.
Мы заснули довольно великой, а проснулись дешевой страной.
Что ни скажешь — все будет едино, что ни сделаешь — будет мертво…
В общем, что ему, братцы, свинина? Это семечки после всего.

Опубликовано в Новой газете